А теперь думал о тех слезах, которые она лила, глядя на него. И кричала: «Ненавижу!»

Она ненавидела не его…

А Дрейка. И себя за те фото – Дэлл чувствовал, как жжет веки, – себя в объятьях другой он бы ненавидел тоже.

Ей сказали: добивай. Гони его, режь, обдавай кипятком – все наотмашь, навылет.

А бить того, кого любишь, – бить себя.

«У нее еще неплохо получалось».

Он улыбался, мысленно пытался шутить, но болело сердце.

И она ушла. В другой мир.

Шагала куда-то далеко, потому что верила – сможет помочь. Вернется, вылечит, а бить больше не может – искалечила себе сердце.

Его Меган…

Ни одна не решилась бы на то, на что решилась она.

А после ей просто не хватило сил. Она устала за все бороться одна, она слишком давно этим занималась.

Он вез для нее новую батарею – свою любовь. Отныне он будет держать ее, заботиться, укрывать, оберегать. Полноценно, всегда.

Он проснулся. Он научился ценить.

Что-то встало на место.

* * *

(Karunesh – The Conversation)

Кирпичное здание университета; безоблачное синее небо. Жарко.

Первая смена учащихся освободилась и теперь вытекала наружу бурлящей оживленной рекой. Зеленели дубы и газоны – на травяных коврах отдыхали студенты.

Он увидел ее, будто почувствовал. Среди множества «чужих» – свою.

Меган стояла недалеко от ступеней, и ее грустный взгляд пронзил его до глубины души. Потерянный. Она смотрела прямо перед собой, но, по-видимому, не знала, куда идти. Она совсем недавно вынырнула из «временной петли» и все еще ее чувствовала. А иное «настоящее» принимала с трудом. С аккуратной шишечкой из рыжих волос, в юбке, блузке, сандалиях без каблука. Тоненькая, знакомая и совсем незнакомая. Здесь она жила «до» него, здесь когда-нибудь будет жить после.

Но для них все еще не закончилось – только начиналось, он верил.

И потому начал продвигаться вперед.

Что скажет? Что сделает? План, состоящий из сплошного белого пятна.

«Идиот, Одриард, думай…»

Кто-то толкнул ее, когда он подходил. Ненамеренно. Слишком торопился, бегом соскакивая со ступеней, задел плечом, спешно извинился. И даже не обернулся на ту, чьи бумаги высыпались из рук и стайкой разлетелись по асфальту.

Дэлл поймал «виновника» за шкирку одним движением – темноволосого длиннотелого хлыща, молодого, чуть прыщеватого, но уже наглого.

– Эй, ты чего, чувак?

– Ты не извинился, – процедил Дэлл холодно.

– Я извинился. Эй, девушка, простите! Все? Да отпусти ты…

И вывернулся, потому что Одриард разжал пальцы.

А Меган на них даже не смотрела – просто собирала документы. Уже пыльные, шершавые. Отряхивала их, складывала в аккуратную стопку.

Кажется, она вообще старалась как можно меньше смотреть по сторонам – «чтобы не поверить». Он знал это чувство, когда-то и где-то уже ощущал его.

Опустился рядом с ней на корточки, поднял ближайший к своим ботинкам листок. Произнес тихо:

– Я помогу?

Она отшатнулась, когда встретилась с ним глазами. И едва не упала. Ему пришлось удержать ее за запястье.

Сама не знала почему.

«Потому что ты – самая большая для нее опасность. И ее логика об этом знает. Ты угроза коллапса стены между ее текущей и прошлой памятью. Поэтому тебя она будет избегать до последнего, понимаешь?»

Теперь он видел это воочию.

Дэлл – ее нить с прошлым. С совершенно другим местом и миром, другим «домом». Его не должно здесь быть – она каким-то образом это чувствует.

– Спасибо, я сама…

Теперь Меган собирала бумаги в два раза быстрее. Закончила, поднялась на ноги, обронила коротко и сухо:

– Спасибо.

И очень быстро зашагала прочь.

Стук ее напуганного сердца он слышал, даже стоя позади.

Что ему делать? Оставить ее в покое нельзя, врать нельзя, силой нельзя. И правду нельзя. Тогда что можно?

Он знал одно: у него мало времени. И потому он не может просто так ее оставить.

Спустя десять минут он отыскал ее в ближайшем супермаркете, стоящую у полок с многочисленными банками и сухими кашами.

Остановился рядом, уже предполагая, что ошибается в действиях. Произнес тихо, спокойно:

– Нам нужно поговорить.

– Вы… Вы меня преследуете?!

В ее глазах стоял ужас, но он видел сквозь него, глубже. Она боялась не Дэлла, а чего-то непоправимого внутри себя.

– Просто поговорить.

– Пожалуйста, не ходите больше за мной.

Она ретировалась от него с пустой корзиной в руках. Не заметив, что оставила банку, этикетку которой до того читала, стоять на стеллаже.

Дэлл протянул к ней руку, словно желая ощутить едва сохранившееся тепло чужих пальцев. Конечно же, не ощутил. Прочитал: «Смесь сухая молочная». Рядом смешная и комичная, как из мультика, цифра два.

«Она тебя не помнит. Головой – нет…»

Ему очень хотелось, чтобы помнила. Чтобы остановилась, уняла страх, позволила себе к нему присмотреться – это же он, Дэлл… Это он сидел с ней в машине, а у нее в сумочке нож. Снаружи лило. Это он лечил ей ладони, покрытые ссадинами, он призывал ее бросить опасную и рискованную профессию Локера, он когда-то кормил апельсинами…

«Просто посмотри на меня сердцем, Мег…»

Она боялась его. А ему очень хотелось ее обнять.

* * *

Меган

Бетти плакала; мама готовила на кухне смесь.

Я пряталась в своей комнате. Точнее, я делала вид, что сосредоточенно и увлеченно читаю учебник по экономике, но на деле чувствовала себя серой мышкой, схоронившейся в норе.

«Кто он такой?» Видела ли я когда-нибудь его в институте? Нет… Точно, нет.

Где-то еще?

Может быть. Я не могла точно ответить.

Не хватало мне только вляпаться в неприятности… Я и так всего на свете вечно боюсь, а тут мужик, который ходит по пятам.

«Нам надо поговорить».

Так не знакомятся. Так говорят тому, кого уже знают – очно или заочно. Но мы не знакомы!

– Мег, ты купила крекеры?!

Ор из кухни заглушил недовольный плач мелкой. Я хотела ответить, но не успела.

– Все, сама нашла…

Я все купила. Пришлось, правда, делать огромный крюк – бежать в другой супермаркет. Постоянно оглядываясь.